Лучшая школа для журналиста — практика в некрупных газетах
Борясь за существование в школе № 776, которая находилась прямо у метро «Рязанский проспект», я параллельно учился в школе юного журналиста при МГУ. Разница была огромной: если в 776-й регулярно приходилось отмахиваться от шпаны, то в ШЮЖ читали лекции и вели семинары как студенты, так и мэтры профессии — достаточно сказать, что сам Юрий Визбор приходил к нам в гости.
Игорь Воеводин/Из личного архива
И вот зимой 1976 года пришло время практики в газетах: печатные работы были необходимы для поступления в университет. Я пришел в многотиражку АЗЛК «За советскую малолитражку». Встретили меня приветливо: работать было некому, кроме главного редактора и фотокорреспондента, в штате был только верстальщик.
— Пойдешь на конвейер, — сказал главный, — найдешь мастера Петрова. Репортаж в 300 строк.
— О чем?
— О том! Как нам улучшить, убыстрить и вообще…
Это потом я понял, что лучшая школа в журналистике — именно практика и именно в газетах некрупных, где все умеют все и где написать любой материал в любом жанре не вызывает сложностей. Вообще никаких. Но это потом…
— Здравствуйте! — обратился я к мастеру.
— И вам не хворать…
— Эй, ты, здоровый, осторожнее! — заорали сзади, и мастер выдернул меня из-под надвигающегося кузова автомобиля.
Мы сели в сторонке.
— Скажите, как Вы считаете… — начал я.
— Как нам улучшить? — подхватил мастер. — Так надо же просто убыстрить…
— Эй, ты! Ослеп? Задавит! — заорали опять, и я инстинктивно шатнулся в сторону.
Но орали не мне, а такому же недотепе из новичков — по цеху ездили автомобили…
Со сложными чувствами я вернулся в редакцию. Редактор помрачнел, прочитав так называемый репортаж, и отправил меня в спорткомплекс АЗЛК:
— Статья на полосу о пользе плавания. Чтобы всем захотелось записаться в секцию!
В бассейне встретили меня приветливо.
— Справка есть?
— Из дурдома? — съехидничал я.
— От кожного врача.
— Нет.
— Значит, неси, тогда и поплывешь.
— Я журналист!
— Кто? Какой ты журналист?
— Юный…
Помолчали.
— Что ж, давай из дурдома, — вздохнул старший тренер.
— Фельетон! Фельетон! — заорал я с порога редакции.
Все насторожились. Редактор прочел и потемнел еще больше.
— Ну и кто запишется в бассейн после твоих писулек?
Пришлось признать, что никто.
— Ладно, поедешь в загородный пансионат. 200 строк о веселом отдыхе трудящихся.
— Это… Михалыч… — сказал фотокор. — Он же несовершеннолетний…
— Да, там же отдых-то взрослый!
Помолчали.
— Ну и что с тобой делать? — спросили меня.
— А стихи? Стихи не печатаете? — волнуясь, спросил я.
— Грустные? «Прошла любовь, завяли помидоры»?
Пришлось признать, что примерно так.
— Парень, — взмолился редактор, — ты хоть о чем-нибудь хорошем можешь написать?
— Сосед «Москвич» купил на той неделе, — начал я.
— Вот! Иди и пиши! 500 строк! Победа советской малолитражки! А фото потом сделаем!
Соседа я нашел под днищем автомобиля. Он лежал в телогрейке. На мерзлый асфальт была брошена фанера.
— Позвольте спросить: какое у Вас первое впечатление от долгожданной покупки? — начал я. — Исполнилась Ваша мечта?
— Ты что, издеваешься? — из-под днища «Москвича» высунулась перепачканная физиономия.
— Почему издеваюсь? «Москвич» — победа советского автопрома!
— Тебе кто это сказал?
— Так это… На заводе же!
Он начал вылезать.
— А фото потом сделаем, — успел добавить я.
Он долго бежал за мной с разводным ключом в руках. Но я бегал быстрее. Да у меня и стимул был гораздо серьезнее.
Короче, в редакцию я больше не пришел и показался здесь снова уже после первого курса, студентом, сказал, что готов ко всему новому и хорошему, и привез победный и праздничный репортаж из пансионата: я был уже взрослый, совершеннолетний. Но в конвейерный цех меня так и не пустили.
Свежие комментарии